Когда совсем стемнело, а город озарился уютным светом фонарей, в город вошёл молодой, на вид ещё совсем мальчишка, тёмный эльф. В рваной робе с пятнами запёкшейся крови и опалёнными пламенем волосами, он хромая и иногда спотыкаясь дотащился до площади и с завистью покосился на дверь трактира. В карманах его не было и жалкого медяка, а он уже практически забыл когда в последний раз ел горячую пищу, не говоря уже о приличном ночлеге. Он устрился на скамейке, вытащил из торбы несколько последних кусков вяленого мяса и принялся их остервенело грызть.
Ringmaster... Кажется это даже и не имя, а скорее прозвище... Кто его ему дал и за что он совершенно не помнил. Возможно это было ещё в Азероте?... В мире, откуда он был изгнан богами.
*Милосердие... Они называют это милосердием... Они доообрые боги и никого не убивют* - подумал юноша, горько усмехнувшись. Боги забрали забрали его силу, славу заработаную в жестоких схватках с полчищами оживших мертвецов и сослали в совершенно чуждый мир, где ему ещё только предстояло научиться жить и во что бы то ни стало вновь обрести утраченное.
Юноша зашёлся кашлем и скривился от нахлынувшей боли. Всё же дорога до города оказалась настоящим испытанием для него, растерявшего все свои навыки. Подождав когда приступ кашля отступит, тёмный прикрыл глаза и сосредоточился.
*Нужно попытаться сотворить хоть какое-нибудь исцеляющее заклинание, инача мне тут долго не протянуть* - подумал тёмный, и в тот момент нужная формула будто бы сама ссобой сорвалась с его уст и по телу прошла исцеляющая волна, унося с собой уже несколько дней преследовавшую его боль и затягивая страшные ожоги, которые он получил при переходе в этот незнакомый мир
Черты его лица разгладились и Ringmaster облегчённо вздохнул. Мгновение спустя, когда он наконец таки осознал что кое что из его прежних способностей всё же сохранилось, он сощурился и хищно улыбнулся.... Теперь, конечно же, ему предстоит сделать невероятно много, дабы обрести былое величие, но уже в ЭТОМ мире.
С этими мыслями, тёмный улёгся на скамейку, положив под голову свою походную торбу, так как несколько дней пути всё же дали о себе знать и усталость навалилась на него. Уснул он сразу же, как только сомкнул веки
