Элрей приоткрыла один глаз, наблюдая за действиями трактирщика, подвинулась поближе к огню и снова погрузилась в дремоту. Иногда, очень редко, чрезмерно деятельной оркой овладевала странная апатия и усталость, когда не хотелось ничего делать, а все побуждения сводились к тому, чтобы забиться на пару дней в теплую норку. Сейчас, перед непонятными для Эл зимними праздниками наступало как раз такое время. Суета, царящая на улицах городов, а также в оркских землях, куда хлынули разношерстные толпы в поисках новогодних деревьев, до предела утомили ее. Рассерженная и уязвленная этим внезапно возникшим и вторгшимся к ее мирок неуютом, она успела за пару дней поругаться со многими былыми соратниками и друзьями, и теперь предпочитала сидеть тихо, чтобы, пока кутерьма не подойдет к концу, не наломать еще больше дров. В отличие от Удаба, который всегда и все мог за собой починить, орка этим искусством не владела. Она уже испортила отношения и с родными Флоранс, и с соратниками из деревни орков. Да, назвать Хранительницу Врат Тамил "истеричкой в перьях" было, право, совсем неосмотрительно. Элрей на самом деле не первый год раздражало что та, в отличие от покойной матери Удаба и Питона, вместо решения неотложных задач предавалась праздным псевдофилософским рассуждениям, забивая голову новобранцам и отправляя последних в совершенно ненужные им и даже рискованные путешествия в города людей. Тем не менее, устраивать выяснения отношений на центральной площади было глупо и неосмотрительно.
Орка приоткрыла другой глаз, чтобы убедиться, что огонь все так же весело резвится в камине.
О боги, она разругалась даже со своим светлым целителем, обвинив его в чрезмерном конформизме и услужливости. Эл подозревала, что это теперь выйдет ей боком еще не раз. Светлый был хоть и мягким по характеру, но вовсе не безответным. "Кто теперь будет лечить мои раны?.." - безрадостно подумала она, отыскивая в дорожной сумке курительную трубку.