Говорят, что души великих воинов принимает в себя жаркое пламя, и сам Паагрио, Владыка огня, приветствует достойных своих сыновей - и нет большей чести для каждого из них.
И каждое утро мы видели его неподалеку от кузницы, окунающим огромную свою косматую голову в чан с холодной водой. Он был не особенно разговорчив, этот старый орк, но работу свою он знал, да и каких-то особых проблем с ним у нас не было никогда. Изредка его видели стоящим у восточных городских ворот, подолгу смотрящим куда-то вдаль, изредка же он и появлялся у Джонаса, где одним залпом осушал примерно половину бочонка местного пива ( каковое, однако же, не оказывало на него видимого воздействия - он лишь становился, если так можно сказать, еще более угрюмым и замкнутым ). Местные драчуны его не задирали, побаиваясь, да и сила у старика, судя по тому, как он здорово махал тяжелым кузнечным молотом, в руках еще была. Короче говоря, такое положение дел устраивало нас всех - мы не лезли к нему в душу с расспросами, а он честно выполнял наши бесхитростные заказы
Но глядя на его иссеченное шрамами лицо, глубоко посаженные, смело глядящие на мир глаза, воображение рисовало мне, еще неоперившемуся тогда юнцу, картины героического прошлого. И однажды, зайдя к нему с пустяковым заказом, я вознамерился вызвать его на откровение
Молот с тяжким уханием обрушивался на стальную болванку, высекая искры при каждом ударе, а горевшее пламя бросало причудливые тени. Массивная, словно бы отлитая целиком из такой вот стали, фигура старого орка возвышалась посреди кузницы, усиливая закрадывающееся чувство страха и уважения
Некоторое время я стоял молча, словно зачарованный глядя на уверенные удары, каждый из которых, верно, свалил бы с ног молодого быка.
- Аа... Пришел посмотреть... - произнес он и лицо его прорезала скупая улыбка
- Ага. Поговаривают, что во всей округе не сыскать большего умельца. Даже старый ворчун Мэйсон, и тот...
- Я просто довожу дело до конца
- У вас это здорово получается
Орк безразлично пожал плечами
- А вы вот не могли бы выковать меч? - решился я - Настоящий меч!
Молот особенно сильно ударил о наковальню и замер в его руках
- Меч? - орк удивленно приподнял косматые брови - Зачем тебе понадобился меч, малыш?
- Я хочу стать воином! Как вы...
Старик ничего не ответил, но пристальнее вгляделся в меня. Я же ответно смотрел прямо на него и старался не отворачивать взгляд
- Воином... - наконец, произнес он, опуская свой тяжелый молот на землю - Воином делает не меч. Ступай-ка ты домой, малыш
Но я не сдавался так просто:
- Я знаю, что вы были воином! А сейчас вы кузнец, потому что вы старый и больше не можете быть воином!
На несколько мгновений, вокруг воцарилась неловкая тишина, разбавляемая лишь потрескиванием горящего в кузне угля. Я уже начал было жалеть о своих опрометчивых словах, как вдруг он вновь схватился за молот и с размаху вдарил им по по наковальне с такой силой, что зазвенели даже стены
- Гляди! - прорычал он - Каков старик, а?
Я счел за лучшее промолчать, ожидая дальнейшего. Кажется, ему было необходимо выговориться
- Да... Ты прав, мальчишка... Я… - он сделал над собой небольшое усилие - был воином. Я был воином! - неожиданно проревел он и отшвырнул молот с такой легкостью, будто он не имел веса и вовсе
- Много ли чести воину стать деревенским кузнецом? - продолжал он уже спокойнее - Это ты хочешь сказать мне? Так слушай же...
И старый орк начал свой рассказ
Я был рожден далеко на севере, там, где холодные реки мерзнут во льду, среди заснеженных вершин, окружающих Плато Бессмертных. С малых лет, я приучался владеть оружием и стойко переносить лишения - слабых среди нас быть не могло, ибо наши обычаи суровы, но справедливы. Я был рожден, чтобы стать воином и сражаться - и жаждал лишь поскорее доказать старейшинам свою готовность, чтобы прославить себя в яростных битвах. И, однажды, с честью погибнуть в бою, чтобы достойно предстать перед огненным взором Отца нашего, Паагрио. Такова была моя судьба, такова была судьба многих моих сородичей. Я лишь надеялся, что успею прославить свое имя до того, как погибну.
И, видят предки, я доблестно сражался, покрыв себя кровью и славой. Шли годы, но смерть все обходила меня стороной. Я видел, как погибали мои сородичи, огненным вихрем врываясь в Вечное Пламя, я видел, как погибали все мои братья по оружию, но сам я оставался в живых. В той, последней, самой великой и славной битве, где вы, люди и эльфы, смогли нас одолеть, никто из нас не пережил горечи поражения. Никто кроме меня. Я был проклят! Той ночью, раскидав мертвые тела, я осознал, что все еще жив. Мое тело было покрыто ранами, я приготовился отойти к своим предкам. Но... Я не умирал. Раны мои перестали кровоточить, и, с рассветом, вновь собравшись с силами, я шел по полю битвы, усеянному тысячами тел павших, в надежде отыскать достойных закончить мою судьбу. И не нашел никого! Я шел многие дни, неустанно вознося молитвы к Паагрио, чтобы он ниспослал мне заслуженный покой. Но Паагрио не услышал моих молитв. Я оказался последним живым воином своего племени. И я не нашел в себе силы идти туда, где были земли моих благословленных предков. Я был проклят и опозорен.
Шли годы, я перебирался из поселения в поселение, смирившись со своей участью. Те орки, кого я встречал, уже не следовали заветам своих предков и не понимали меня. Война давно закончилась, говорили некоторые из них, ты должен благодарить судьбу за то, что она позволила тебе остаться в живых. Они недостойны своих великих предков. Как и я оказался недостоин своих. К чему все это, если я не смог воссоединиться со своими товарищами? Зачем я жив, когда другие мертвы? Я оказался подобен раскаленному куску железа, которое не получило закалки в холодной воде. Конец должен быть важен во всем...
С того дня, он перестал показываться вовсе, заперевшись в своей кузнице, но над трубой вился дымок, а окрестности оглашались звуками его упоpной работы. Местные не придали этому большого значения, и только я, смутно о чем-то догадываясь, вертелся поблизости, в ожидании новой возможности заговорить с ним. Но судьба не предоставила мне такой возможности...
И была наутро тишина, и не виднелся больше над трубой сизый дымок. Дверь оказалась незаперта, а внутри меня дожидался тяжелый промасленный сверток, лежавший на грубо сколоченном столе. В старую ветошь оказался обернут новенький клинок. Мы больше никогда не видели старика... Никто не знал, куда и зачем он ушел. Но ярко и неугасимо вспыхнуло однажды пламя в заброшенной кузнице...
Говорят, что души великих воинов питают неугасимое пламя - ибо огонь в самих их душах
И каждое утро мы видели его неподалеку от кузницы, окунающим огромную свою косматую голову в чан с холодной водой. Он был не особенно разговорчив, этот старый орк, но работу свою он знал, да и каких-то особых проблем с ним у нас не было никогда. Изредка его видели стоящим у восточных городских ворот, подолгу смотрящим куда-то вдаль, изредка же он и появлялся у Джонаса, где одним залпом осушал примерно половину бочонка местного пива ( каковое, однако же, не оказывало на него видимого воздействия - он лишь становился, если так можно сказать, еще более угрюмым и замкнутым ). Местные драчуны его не задирали, побаиваясь, да и сила у старика, судя по тому, как он здорово махал тяжелым кузнечным молотом, в руках еще была. Короче говоря, такое положение дел устраивало нас всех - мы не лезли к нему в душу с расспросами, а он честно выполнял наши бесхитростные заказы
Но глядя на его иссеченное шрамами лицо, глубоко посаженные, смело глядящие на мир глаза, воображение рисовало мне, еще неоперившемуся тогда юнцу, картины героического прошлого. И однажды, зайдя к нему с пустяковым заказом, я вознамерился вызвать его на откровение
Молот с тяжким уханием обрушивался на стальную болванку, высекая искры при каждом ударе, а горевшее пламя бросало причудливые тени. Массивная, словно бы отлитая целиком из такой вот стали, фигура старого орка возвышалась посреди кузницы, усиливая закрадывающееся чувство страха и уважения
Некоторое время я стоял молча, словно зачарованный глядя на уверенные удары, каждый из которых, верно, свалил бы с ног молодого быка.
- Аа... Пришел посмотреть... - произнес он и лицо его прорезала скупая улыбка
- Ага. Поговаривают, что во всей округе не сыскать большего умельца. Даже старый ворчун Мэйсон, и тот...
- Я просто довожу дело до конца
- У вас это здорово получается
Орк безразлично пожал плечами
- А вы вот не могли бы выковать меч? - решился я - Настоящий меч!
Молот особенно сильно ударил о наковальню и замер в его руках
- Меч? - орк удивленно приподнял косматые брови - Зачем тебе понадобился меч, малыш?
- Я хочу стать воином! Как вы...
Старик ничего не ответил, но пристальнее вгляделся в меня. Я же ответно смотрел прямо на него и старался не отворачивать взгляд
- Воином... - наконец, произнес он, опуская свой тяжелый молот на землю - Воином делает не меч. Ступай-ка ты домой, малыш
Но я не сдавался так просто:
- Я знаю, что вы были воином! А сейчас вы кузнец, потому что вы старый и больше не можете быть воином!
На несколько мгновений, вокруг воцарилась неловкая тишина, разбавляемая лишь потрескиванием горящего в кузне угля. Я уже начал было жалеть о своих опрометчивых словах, как вдруг он вновь схватился за молот и с размаху вдарил им по по наковальне с такой силой, что зазвенели даже стены
- Гляди! - прорычал он - Каков старик, а?
Я счел за лучшее промолчать, ожидая дальнейшего. Кажется, ему было необходимо выговориться
- Да... Ты прав, мальчишка... Я… - он сделал над собой небольшое усилие - был воином. Я был воином! - неожиданно проревел он и отшвырнул молот с такой легкостью, будто он не имел веса и вовсе
- Много ли чести воину стать деревенским кузнецом? - продолжал он уже спокойнее - Это ты хочешь сказать мне? Так слушай же...
И старый орк начал свой рассказ
Я был рожден далеко на севере, там, где холодные реки мерзнут во льду, среди заснеженных вершин, окружающих Плато Бессмертных. С малых лет, я приучался владеть оружием и стойко переносить лишения - слабых среди нас быть не могло, ибо наши обычаи суровы, но справедливы. Я был рожден, чтобы стать воином и сражаться - и жаждал лишь поскорее доказать старейшинам свою готовность, чтобы прославить себя в яростных битвах. И, однажды, с честью погибнуть в бою, чтобы достойно предстать перед огненным взором Отца нашего, Паагрио. Такова была моя судьба, такова была судьба многих моих сородичей. Я лишь надеялся, что успею прославить свое имя до того, как погибну.
И, видят предки, я доблестно сражался, покрыв себя кровью и славой. Шли годы, но смерть все обходила меня стороной. Я видел, как погибали мои сородичи, огненным вихрем врываясь в Вечное Пламя, я видел, как погибали все мои братья по оружию, но сам я оставался в живых. В той, последней, самой великой и славной битве, где вы, люди и эльфы, смогли нас одолеть, никто из нас не пережил горечи поражения. Никто кроме меня. Я был проклят! Той ночью, раскидав мертвые тела, я осознал, что все еще жив. Мое тело было покрыто ранами, я приготовился отойти к своим предкам. Но... Я не умирал. Раны мои перестали кровоточить, и, с рассветом, вновь собравшись с силами, я шел по полю битвы, усеянному тысячами тел павших, в надежде отыскать достойных закончить мою судьбу. И не нашел никого! Я шел многие дни, неустанно вознося молитвы к Паагрио, чтобы он ниспослал мне заслуженный покой. Но Паагрио не услышал моих молитв. Я оказался последним живым воином своего племени. И я не нашел в себе силы идти туда, где были земли моих благословленных предков. Я был проклят и опозорен.
Шли годы, я перебирался из поселения в поселение, смирившись со своей участью. Те орки, кого я встречал, уже не следовали заветам своих предков и не понимали меня. Война давно закончилась, говорили некоторые из них, ты должен благодарить судьбу за то, что она позволила тебе остаться в живых. Они недостойны своих великих предков. Как и я оказался недостоин своих. К чему все это, если я не смог воссоединиться со своими товарищами? Зачем я жив, когда другие мертвы? Я оказался подобен раскаленному куску железа, которое не получило закалки в холодной воде. Конец должен быть важен во всем...
С того дня, он перестал показываться вовсе, заперевшись в своей кузнице, но над трубой вился дымок, а окрестности оглашались звуками его упоpной работы. Местные не придали этому большого значения, и только я, смутно о чем-то догадываясь, вертелся поблизости, в ожидании новой возможности заговорить с ним. Но судьба не предоставила мне такой возможности...
И была наутро тишина, и не виднелся больше над трубой сизый дымок. Дверь оказалась незаперта, а внутри меня дожидался тяжелый промасленный сверток, лежавший на грубо сколоченном столе. В старую ветошь оказался обернут новенький клинок. Мы больше никогда не видели старика... Никто не знал, куда и зачем он ушел. Но ярко и неугасимо вспыхнуло однажды пламя в заброшенной кузнице...
Говорят, что души великих воинов питают неугасимое пламя - ибо огонь в самих их душах
Последнее редактирование модератором:
