FateMaker
New member
- Регистрация
- 28.09.2009
- Сообщения
- 30
- Реакции
- 19
- Баллы
- 0
Несмотря на свидетельства, лишь немногие энтузиасты верят, что в труднодоступных местах континента Аден сохранились доисторические монстры. Как и в случаях со снежным человеком, Несси и морским змеем, ученые поверят в существование этих загадочных животных только после того, как им в руки попадет живой или мертвый экземпляр.
С тех пор, как после нескольких попыток взять прямым штурмом сильно укрепленные позиции охраны Башни Дерзости, — было решено объединиться с союзниками и взять ее штурмом, пробиваясь к доселе невиданному монстру. Наконец, стихли предсметные хрипы упавших охранников и перед глазами войнов рейда появилась коленоприклонная фигура БОГА.
Его звали Баюм. Ба– бог. Юм – выкуп. Кому? За что? Странное имя. Да, что говорить, всё в облике этого воина было непонятным, непривычным: от пепельно-седых волос до зловещих острых когтей. Голову Баюма годы так густо осыпали серебром, что уже не понять было, какого цвета она была прежде.
Nakajima начал захлёстывать дикий и необоримый боевой азарт: по холодным камням ощутимыми толчками ходила боевая удаль, и перехлёстывали через край бесстрашие и неуёмная отвага и ещё готовность убивать.
И Nakajima тогда встал во весь рост и сказал:
На пир клинков призови друзей,
И песню стрелам пропой.
И тот, кто пред хмелем битвы сильней -
тот и вернётся домой!
Воины подхватили древнюю песнь и что-то натужное и до боли знакомое, живущее у каждого в левой половине груди, трепетало и билось в рёбра, стремясь вырваться в порыве гордости за свой класс, за свой клан, за свою отвагу!
Глаза того, чью жизненную нить готовились обрезать воины, были цвета безоблачного неба. В них проглядывала то ярость, то надежда, то обречённость, когда они пробегали по лоснящимся телам мечей. Но плотно сжатые, побелевшие губы не размыкались для унижающей просьбы…
Баюм посмотрел своим пустым взглядом в смеющиеся глаза Nakajima, и в них потухли искорки веселья. Баюм так умеет, уж можете мне поверить! А потом Бог взял свои серебристые космы и стянул руками на затылке: на левой щеке открылся рубец уродливого рваного шрама...
И откидывая волосы за своё плечо, вперёд шагнул бог проклятой башни Баюм. Он был раздет до пояса, и Nakajima видел, как бугрились на спине могучие мышцы.
И над уменьшающейся полосой тёмной воды, под страшный клич «За Аден!» распластались в битве закованные в бронь тела. Сверкнула сталь, и брызнула на мокрые камни первая кровь. И вскипел ураганом кровавый бой на земле, лютая рубка под пасмурными небесами.
Проскрежетало-пропело железо, и из-под взметнувшихся клинков послышались короткие сдавленные вскрики.
- Аррррррррргхх! – крик перешёл в сдавленное рычание, потом в клокочущий в горле хрип, после и вовсе стих. А всё потому, что та глотка встретила на своём пути окованное сталью железное лезвие меча.
Баюм всё же оказался человеком, во всяком случае, кровь его была такая же красная...
Заспанное солнце выкатилось, наконец, в пасмурные небеса!
С тех пор, как после нескольких попыток взять прямым штурмом сильно укрепленные позиции охраны Башни Дерзости, — было решено объединиться с союзниками и взять ее штурмом, пробиваясь к доселе невиданному монстру. Наконец, стихли предсметные хрипы упавших охранников и перед глазами войнов рейда появилась коленоприклонная фигура БОГА.
Его звали Баюм. Ба– бог. Юм – выкуп. Кому? За что? Странное имя. Да, что говорить, всё в облике этого воина было непонятным, непривычным: от пепельно-седых волос до зловещих острых когтей. Голову Баюма годы так густо осыпали серебром, что уже не понять было, какого цвета она была прежде.
Nakajima начал захлёстывать дикий и необоримый боевой азарт: по холодным камням ощутимыми толчками ходила боевая удаль, и перехлёстывали через край бесстрашие и неуёмная отвага и ещё готовность убивать.
И Nakajima тогда встал во весь рост и сказал:
На пир клинков призови друзей,
И песню стрелам пропой.
И тот, кто пред хмелем битвы сильней -
тот и вернётся домой!
Воины подхватили древнюю песнь и что-то натужное и до боли знакомое, живущее у каждого в левой половине груди, трепетало и билось в рёбра, стремясь вырваться в порыве гордости за свой класс, за свой клан, за свою отвагу!
Глаза того, чью жизненную нить готовились обрезать воины, были цвета безоблачного неба. В них проглядывала то ярость, то надежда, то обречённость, когда они пробегали по лоснящимся телам мечей. Но плотно сжатые, побелевшие губы не размыкались для унижающей просьбы…
Баюм посмотрел своим пустым взглядом в смеющиеся глаза Nakajima, и в них потухли искорки веселья. Баюм так умеет, уж можете мне поверить! А потом Бог взял свои серебристые космы и стянул руками на затылке: на левой щеке открылся рубец уродливого рваного шрама...
И откидывая волосы за своё плечо, вперёд шагнул бог проклятой башни Баюм. Он был раздет до пояса, и Nakajima видел, как бугрились на спине могучие мышцы.
И над уменьшающейся полосой тёмной воды, под страшный клич «За Аден!» распластались в битве закованные в бронь тела. Сверкнула сталь, и брызнула на мокрые камни первая кровь. И вскипел ураганом кровавый бой на земле, лютая рубка под пасмурными небесами.
Проскрежетало-пропело железо, и из-под взметнувшихся клинков послышались короткие сдавленные вскрики.
- Аррррррррргхх! – крик перешёл в сдавленное рычание, потом в клокочущий в горле хрип, после и вовсе стих. А всё потому, что та глотка встретила на своём пути окованное сталью железное лезвие меча.
Баюм всё же оказался человеком, во всяком случае, кровь его была такая же красная...
Заспанное солнце выкатилось, наконец, в пасмурные небеса!